Владимир Усольцев

Вильдфлекен

Я не помню точно, когда пришло христианство в германские земли, но я точно знаю, откуда начало оно распространяться по Германии. Я был на том месте. Это -вершина горы Кройцберг (крестовая гора) в современном заповеднике "Баварский Рен". Именно здесь когда-то впервые посвящались в христианство предводители германских племен. Теперь это - излюбленная точка пересечения туристических автобусных маршрутов, многие из которых соединяют Кройцберг с лежащим неподалеку Шпессартом. Мое поколение должно помнить кинофильм "Привидения в замке Шпессарт"; так это как раз - тот самый Шпессарт. Но бывал я в тех местах не как турист, а исключительно по делам. Под горой лежит деревня со странным названием Вильдфлекен (дикое пятно). В этой деревне жители уже давно не занимаются сельским хозяйством, а живут как самые отъявленные горожане за счет работы на местном заводе, производящем картонные сердечники для всякого вида катушек на всю Германию, а также за счет обслуживания многочисленных банд туристов. (У немцев в самом деле в ходу шутливое слово Touristenbande - означающее вываливающуюся из автобуса галдящую толпу пенсионеров, упивающихся свободой и возможностью поглазеть на красоты дальних и ближних земель, благо пенсия позволяет). Есть там и сверхсовременная электронная фирма "Кант Компьютер", которая хоть и не может гордиться своими оборотами и количеством работников, может, однако, утереть нос любому электронному гиганту, будь то "Сименс" или "Грюндик", в скорости следования стремительному прогрессу. Дело в том, что "Кант Компьютер" делает заказные устройства автоматического управления на самых передовых компонентах и с самым оригинальным программным обеспечением собственного творчества и не для какого-нибудь штучного производственного оборудования, а для институтов общества Макса Планка и нескольких университетов. Вот этот факт - наличие самой передовой электроники - и привел меня однажды в эту типичную для Германии провинцию.
В 1990 году я сооблазнял немецких и швейцарских машиностроителей сверхбыстрыми и сверхточными приводами на линейных шаговых двигателях на магнито-воздушной подвеске, которые производил наш замечательный кооператив "Дух". Да простит меня читатель за злоупотребление техническим языком, я постараюсь этого больше не делать. И злоупотребил я этим лишь с одной целью - так я надеюсь убедительнее доказать, что была продукция нашего кооператива в самом деле самой передовой и вполне достойной капризного западного машиностроения. Успехи мои, хотя и имелись, грандиозными названы быть никак не могли. И не во мне тут было дело, а в нашей электронике. Хоть и работали наши электронные мозги вполне успешно, выглядели они в сравнении с западными системами управления просто ублюдочно. И каждый потенциальный покупатель, восторженный возможностями наших чудо-машин, брезгливо морщил нос от одного вида нашего электронного шкафа. Жестокий закон рынка толкал нас на единственно возможный выход - искать партнерство с западными электронщиками. Если и читателю когда-нибудь придется искать партнеров для кооперации на Западе, я могу дать ценный совет: не лезьте к известным и крупным фирмам - все Вам заволокитят, исказят и наглядно докажут, что Вас тут и не стояло, а все это уже известно и без Вас, вот мы де как раз и собираемся внедрять подобную новинку; можете, кстати, ее у нас и заказать. Так что ищите фирмы небольшие, но квалифицированные - есть такие, есть.
Я часто говорю, что мне в жизни везет. Повезло мне и в поисках альтернативы нашим электронным гробам. Уже при второй попытке я нашел партнера и толкового, и умелого, и надежного - все эти три качества очень нужны в партнерстве, иначе будет у Вас не кооперация, а головная боль и нескончаемая депрессия. А микроскопическая фирма "Кант Компьютер" как раз и была таковой - и толковой, и умелой, и надежной. Пусть читатель мне поверит, что была эта фирма на самом острие прогресса в электронике, намного опережая большинство гигантов, и я тогда не стану вновь злоупотреблять техницизмами.
Владелец, директор и душа фирмы, Хорст Делашютц - потомственный вильдфлекенец: и отец его, и дед, как, разумеется, и он сам, родились в Вильдфлекене. Кто-то из его прапрадедов забрел в Вильдфлекен с наполеоновским войском из Франции и по какой-то причине тут и остался. Вот так и возникла эта странная в Германии фамилия, явно отдающая французским призвуком. Сильна оказалась французская кровь! Хорст Делашютц выглядит как самый породистый француз с типично галльским носом и разрезом глаз. Это впечатление усиливают свисающие вокруг рта пышные усы в стиле какого-то знаменитого французского киноартиста. При этом он ни слова по-французски не знает. Но не надо думать, что Хорст - деревенщина и провинциал. Вильдфлекен, хоть и деревня, но это - деревня в центре современной Западной Европы, и бытие ее жителей мало в чем уступает жизни коренных берлинцев или мюнхенцев, а я вообще считаю, что жить в Вильдфлекене намного веселей и лучше, чем в крупных мегаполисах, где трудно спрятаться от шума и толпы. Больше того, Хорст - несомненно личность неординарная, и представить его во всей полноте - весьма непростая задача. Я даже не знаю, с чего и начать?
Ну, начну хотя бы с того, что он легко и просто согласился кооперироваться с нами, производя для нас системы управления, достойные наших чудо-приводов, которые его сразу покорили. Забегая вперед, скажу, что он сотрудничает с "Духом" до сих пор. Вначале ему пришлось основательно потратиться и потерять море времени, чтобы родились пригодные для продаж системы. Но все оправдалось. К его системам у любого капризного швейцарца доверие было абсолютное. А выросшая эффективность электроники выжала и из нашей электромеханики еще большую эффективность. Получился такой вот синергетический эффект к обоюдному удовольствию. Вот такой и должна быть кооперация!
Когда мы познакомились, было Хорсту чуть больше сорока, и выглядел он как раз на сорок. Во внешнем облике его ничего особого не было за исключением непривычных здесь французских черт. Тем не менее, Хорст - исключительно особенен. Такие, как он, рождаются на нашей планете крайне редко...
Я всегда с почтением относился к людям, умеющим излагать свои мысли ясно и образно и способным использовать весь потенциал родного языка. Хорст же владел своим речевым аппаратом как мало кто другой. Свободная повествовательная речь Ираклия Андронникова должна была быть, по моему ничем не подкрепленному подозрению, все-таки слегка подготовленной перед выходом к микрофону, а Хорст говорил явно экспромтом, но как! Его бесподобный стиль просто сверкал россыпями замечательных метафор и неожиданных сравнений, которые он с бесподобной легкостью высыпал, не задерживаясь на их поиски ни на миг. Поиск подходящего слова - так часто наблюдаемое экание и мекание у многих знаменитостей - был для Хорста незнакомым явлением. Каждое его слово всегда было как то лыко в строку, и находилось оно мгновенно. Учтите при этом его темп, напоминающий итальянскую скороговорку. Андронников, как мне кажется, нарочито говорил в замедленном темпе, чтобы успевать импровизировать по ходу речи. Темп речи Хорста был минимум в четыре раза выше. Но не только сплошной непрерывностью отличались монологи Хорста; всякий болтун может гладко и непрерывно бить рекорды Гиннеса на длительность говорения. Суть в том, что Хорст говорил изумительно толково и всегда по делу, не забывая оттенить каждую мысль неожиданным оборотом, идеально выполняющим свою цель - подчеркуть главный идею того, о чем говорится. Короче, был Хорст находкой для любого писателя: подставляй микрофон и записывай, и записывай готовую к печати сочную, образную речь.
Есть расхожее мнение, что каждый смертный имеет где-то, может быть на другом краю Земли, своего двойника. Со своим двойником я не встречался, а вот Хорст показался мне двойником одного моего старого знакомого, так что я в принципе мог бы их друг другу и представить. Нет, Хорст не был как две капли воды похож на Дениса Михайловича, бывшего начальника отдела "Электронинторга" (умница Денис Михайлович мог бы быть в любой другой стране и министром, но для СССР он был вызывающе умен, а потому должность начальника отдела была его потолком). Сходство, причем поразительное, несомненно, есть, но есть и различия. Они - двойники в смысле умения говорить. Денис Михайлович очаровывал меня монологами на русском. Его монологи- всегда экспромт - стилем и темпом и, главное, толковостью запросто можно назвать переводами с Хорста на русский и наоборот. Мне кажется порой, что Денис Михайлович только притворялся внешнеторговцем, а был он какой-нибудь известный литератор-публицист, скрывающийся под псевдонимом. Да и фамилия его была Щедрин, так что вполне он мог бы быть каким-нибудь потомком Михайла Евграфовича. Про Хорста же могу сказать с уверенностью: кроме электроники для него не существует ничего.
Ясно, что наличие такого божьего дара говорит о потрясающем интеллекте Хорста. А теперь я огорошу читателя, сообщив ему, что Хорст имеет всего-навсего среднее образование, а официальная его профессия - унтерофицер-танкист, командир танка. Хорст восемь лет отслужил в бундесвере, занимаясь параллельно самообразованием и паяя всяческие электронные самоделки. Он был простой восторженный поклонник электроники, попросту говоря, радиолюбитель. Интеллектуальный талант Хорста позволил ему овладеть всеми таинствами электроники не хуже добротного выпускника специализированного вуза. Его самоделки стали вызывать уважение в кругах асов, которые его постепенно признали за электронного виртуоза. Когда авторитет его уникальных изделий стал непререкаем, он решился уйти из бундесвера и заложить собственную фирму. Так он стал счастливым человеком: его работа - это его хобби, а как свободный предприниматель он может выбирать себе заказы по-вкусу. Головоломные требования современной науки к лабораторному оборудованию - здесь я напомню, что именно наука стала его главным заказчиком - для Хорста были только в радость: чем труднее, тем интереснее. Для малопосвященного читателя скажу, что современная электроника сильно отличается от своей предшественницы из пятидесятых или даже шестидесятых годов - о, боже, теперь к таковым определениям времени надо добавлять примечание "прошлого столетия"! Наряду с умением паять сложные устройства появилась потребность учить их использовать свои возможности на полную катушку, то есть программировать их. Написание программ стало самостоятельным искусством, так что сегодня программисты часто понятия не имеют о том, для чего они пишут программы, а электронщики лишь в самых общих чертах знают, как построена программа, которую используют созданные ими устройства. И Хорст, хотя и освоил оба искусства параллельно до выдающегося уровня, вынужден был в конце концов пригласить профессионального программиста для воспитания своих талантливых детищ.
Хорст оказался не только блестящим электронщиком и непревзойденным реториком. "Духу" сильно повезло, что обладал он большой терпимостью и тактом, благодаря которым кооперация его с "Духом" не рухнула при неизбежных начальных недопониманиях, расхождениях во мнениях и вообще из-за того, что в этой кооперации встретились две цивилизации, смотрящие на мир совершенно по-разному. Все у нас было по-началу - и споры, и обиды, и разочарования обеих сторон тупостью своего партнера. Много пота пролил Хорст, терпеливо разъясняя нам особенности рыночной экономики, разбивая на корню наши голубые мечты о завоевании планеты всей нашими замечательными приводами. В конце концов ему это удалось, и общая точка зрения, слава Богу, сформировалась. Собственно говоря, она существовала изначально, только была она сокрыта под коростами, требовавшими доброй санобработкии. И вот электронщики "Духа" стали подолгу работать у Хорста над адаптацией новых супермозгов к нашим суперсильным и суперточным, как снайпера из Эвенкии, двигателям, и усилия их были увенчаны успехом.
Какой бы урбанизированной деревней не был Вильдфлекен, многие чисто деревенские явления оставались для него характерными. Наша кооперация в Вильдфлекене была темой всех деревенских пересудов. Никогда до этого не ступала русская нога на родине немецкого христианства, а тут целое нашествие! Надо отдать должное жителям Вильдфлекена - встречены мы были очень приветливо, хотя и не без налета любопытства посетителей нагрянувшего передвижного зверинца. Наверное, это любопытство было бы еще сильнее, если бы я со своим шокирующим всех немцев немецким - не хотели они мне верить, что я не немец - не посетил Вильдфлекен поначалу один. Наверное, мне удалось разбить впечатлление, что русские ходят в медвежих шкурах и закусывают стаканами. А может быть, наоборот, их любопытство только усилилось: "Смотри-ка ты, а они, вроде бы как люди". Но, так или иначе, стали наши "духовцы" своими в Вильдфлекене. Нас признали...

* * *

Каждый немец, кто еще помнит школу, знает, что такое Кройцберг. Про Вильдфлекен школьная история, однако, умалчивает. Тем не менее, почти каждый немец Вильдфлекен знает. Эта ничем не примечательная баварская деревня часто мелькала на страницах газет, особенно во времена раннего Рейгана, в связи с тем, что в ней размещалась база знаменитых американских "зеленых беретов" и крупнейший полигон для боевой выучки американских диверсантов. Мы узнали об этом быстро, увидев прогуливающиеся по главной улочке Вильдфлекена кучки негров в униформах. Часто встречались мне потом на прилегающих дорогах играющие в войну здоровенные жлобы в полной выкладке. Однажды я сидел в ресторанчике местной гостинички один - Хорст уже ушел, а мне скучно было подниматься в номер. В это время на огонек ввалились человек шесть молодцов под два метра и уселись за соседний столик, придвинув стулья от моего стола. Поскольку был я слегка на боевом взводе от выпитого корна с пивом, потянуло меня с ними пообщаться. Я выскреб из памяти остатки английского и затеял беседу. Не помню, о чем мы говорили, но встречен я был радушно. Вообще надо сказать, были эти диверсанты на удивление культурны и вежливы и исключительно миролюбивы. Если бы в этот момент к нам присоединились Буш и Горбачев, вечный мир и полное и безоговорочное разоружение были бы достигнуты без проволочек. Нерушимая дружба России и Америки была основательно поддержана всеми видами спиртных напитков из запасов ресторана. Владелец ресторана Тюмиг подсел к нам и придал нашей компании вполне гармоничный оттенок. И тут молодые здоровяки затеяли меряться силой - кто согнет руку соперника, опираясь на стол локтями. Я - отец им всем по-возрасту - тоже сдуру вмешался в этот первенство. Не буду врать, я не одолел ни одного из них, отведя душу только на Тюмиге. Тем не менее, вежливые американцы продемонстрировали мне свое восхищение, что я не поддавался сразу, а каждому из них пришлось попотеть над моим отчаянным сопротивлением.
Присутствие знаменитой военной базы никак не сказалось на нашей кооперации. Никому не приходило в голову объявлять Вильдфлекен зоной, закрытой для посещения иностранцами, особенно из "империи зла". Но не были компетентные органы НАТО совсем уж беспечными...
Как-то я вез в Вильдфлекен первый десант наших специалистов на своем "Гольфе". По пути мы сильно выбились из графика из-за бдительности наших таможенников, которые мурыжили нас допросами с раздеванием, явно не желая выпускать из родного отечества зловредных кооператоров. В результате приближались мы к Вильдфлекену уже глубокой ночью. При съезде с автобана я заметил, что за нами прицепилась легковушка, стоявшая на обочине дороги, ведущей в Вильдфлекен. Я ехал уже еле-еле, измученный полутора тысячами километров дороги и борьбой со сном. Легковушка, однако, не делала попыток нас обогнать и также плелась за нами черепашьим шагом. Стоило нам въехать в Вильдфлекен, свернув с главной дороги, ведущей в здешний райцентр Бад Киссинген, как легковушка нас резво обогнала. Из правого переднего окна высунулся недвусмысленный светящийся жезл, приказывающий нам остановиться. Делать нечего, пришлось остановиться за триста метров до вожделенной гостиницы Тюмига. Из легковушки вышли два спортивных типа в строгих пиджаках при галстуках и, небрежно махнув какими-то удостоверениями на ремешках, представились дорожными полицейскими - попросту, ихними гаишниками - из Вюрцбурга. Один попросил у меня, как у водителя, документы, а второй стал обходить наш "Гольф", чего-то на нем разглядывая. Мой краснокожий загранпаспорт вызвал явное замешательство у проверяющего. Посыпались беглые вопросы, кто такие, откуда и зачем. Потом он захотел посмотреть на паспорта моих попутчиков. Потом он попросил извинения за задержку, но ему придется с нами побеседовать. Собственно беседовать он мог только со мной: по-русски он общаться не мог, а воспользоваться английским, видимо, не сообразил. Это был образцовый допрос! Допрашивающий был чрезвычайно корректен и вежлив. Вопросы сыпались из него без задержки - явно было видно, что сценарий и последовательность вопросов были им основательно зазубрены заранее. Интерес гаишника оказался необычайно широк, но состояние нашего "Гольфа" его совершенно не интересовало; гораздо интереснее ему было знать, как часто мы бываем в Вильдфлекене, с кем мы тут кооперируемся, и почему нас принесло именно в Вильдфлекен за этой кооперацией. Короче, попались мы в лапы какой-то контрразведки. Я к тому времени был уже хорошо знаком с реалиями империалистической Германии, и не испытывал никакого страха - это не у нас. Поэтому держался я легко и непринужденно, обнаглев до того, что норовил внести юмористическую ноту в свои ответы. Допрашивающий это оценил и тоже стал подначивать. Так мы перешучивались минут десять. Второй "гаишник" этим временем связался со своим центром и пересылал наши паспорта со сканера удивительно малых размеров. Исчерпав свой зазубренный сценарий, первый "гаишник" пустился в свободное плавание, задавая вопросы сверх программы: как дела с перестройкой, любим ли мы Горбачева, чего хочет Ельцин и так далее. Потом его что-то осенило: "А Вы-то кто такой, почему Вы говорите по-немецки как немец, если Вы русский?". Меня так и подмывало ответить с серьезнейшим видом, что я русский шпион, но я удержался и сказал, что я русский физик, а потому очень умный, и выучить такой простой язык, как немецкий, мне вообще ничего не стоило. У нас мол-де все пожарники на немецком говорят. Он с явной растерянностью посмотрел на меня, ломая голову, шучу я, или говорю всерьез. Разглядев на моем лице удовольствие от его замешательства, он в конце концов понял, что это хохма, и расхохотался. Тем не менее, что-то его беспокоило, и он стал допытываться, ну почему же я все-таки так ловок в немецком? Мой ответ: "Неужели Вы в своей дорожно-инспекционной деятельности не встречали образованных людей?" - наконец-то его успокоил. Тем временем из Центра пришло подтверждение, что наши имена не значатся в списке разыскиваемых шпионов, террористов, саботажников и идеологических диверсантов. Нам с извинениями за причиненное беспокойство разрешено было ехать дальше. Так мы и проехали оставшиеся триста метров в сопровождении "дорожного патруля".
Несколько лет спустя, когда я заезжал в Вильдфлекен уже не как "духовец", а просто попутно по старой дружбе, Хорст признался, что его партнерство с "Духом" было не только темой деревенских пересудов, но и красной тряпкой для быка - МАД, немецкой военной контрразведки, охранявшей американских диверсантов от происков русских спецслужб. К Хорсту несколько раз приходили люди из МАД и основательно его опрашивали, не интересуемся ли мы американцами, не притворяемся ли мы "духовцами", будучи на самом деле шпионами, и дальше в том же духе. Хорст, будучи уравновешенным и сдержанным по натуре человеком, имел все-таки галльские корни и однажды взорвался и выставил своих посетителей за дверь. На этом все и кончилось. Хорст добавил, что больше всего раздражал МАД мой немецкий язык. Его попросили проверить мою компетентность в физике, на самом ли деле я доктор-физик, или это лишь мое прикрытие.

- "Помнишь, я спрашивал тебя о поведении намагниченности в зубцах якоря?"

Я вспомнил, что как-то Хорст спрашивал меня о чем-то, относящемся к физике магнитных явлений, и я с удовольствием прочитал ему целую лекцию о доменных стенках и о магнитном гистерезисе. Я кивнул.

- "Так это я прощупывал твою компетентность в физике по просьбе МАД"
- "Ну и как, убедил ты их?"
- "Вот после этого я их и выгнал".

Судя по всему, и Хорста, и нашу кооперацию оставили в покое потому, что мы в самом деле на эту американскую базу чихали с высокой колокольни, и это стало ясно всем, даже владельцу автозаправки Барту - приверженцу христиан-социалистов и извечному неприятелю Хорста, называвшему его красным нехристем и заподозревшему в нашей кооперации явный шпионаж с помощью лидера местной социал-демократической ячейки - "красного Хорста".

* * *

Фирма "Кант Компьютер" размещалась в крестьянском сарае, построенном, наверное, еще первым Делашютцем в Вильдфлекене и доставшемся Хорсту по наследству. Хорст сарай подправил и вольготно расположился в нем со всеми чудесами современной электроники, к счастью не требующими больших просторов. Кооператив "Дух" размещался в... бывшей тюрьме на улице Угарской в Минске, арендуя у посаженного туда какого-то опытного завода, непонятно что производящего, несколько помещений. Скажу вскользь, что нам удалось превратить ужасающее тюремное наследство после восстания в нем заключенных - потому-то тюрьму и ликвидировали - во вполне приличную окружающую наши рабочие места среду. Разумеется, наш арендодатель пожелал выгнать нас с облагороженной нами территории сразу после завершения последних малярных работ. Спасло нас только покровительство Бюро по машиностроению при Совете Министров СССР, где мы были как редкостные экспортеры высоких технологий на особо почетном счету. Хорст при всей своей интеллектуальной силе никак не мог понять, как может арендодатель нарушать договор аренды, и как может какое-то чиновничье ведомство, а не суд, вмешиваться в спор двух юридических лиц. Да, в таких делах наш народ гораздо грамотнее всех западных интеллектуалов...
Некоторые работяги опытного завода подрабатывали у нас, оказывая отдельные услуги по изготовлению тары и переносу тяжеленных наших приводов, смонтированных для стабильности на граните или на толстых чугунинах. Один из них был бывший КГБ-эшник, изгнанный оттуда за неизлечимый алкоголизм. Подсобник с высшим шпионским образованием умел на удивление сносно говорить по-немецки, и всякий раз демонстрировал это передо мной. У него был замечательный рефрен, повторяемый при каждом разговоре: "Эх, если бы не подписка, рассказал бы я, как мы гоняли по Берлину!". Однажды он попал в счастливцы, кому мы доверили погрузку в наш микроавтобус нескольких ящиков для Хорста. Увидев адрес, написанный аккуратно через трафарет на строганных досках тары, экс-шпион оторопел.

- "Вы что, в самом деле едете с этим в Вильдфлекен!?"
- "Как видишь".
- "Ай-яй-яй. Где ж вы были раньше!? Я ведь в Берлине курировал базу "зеленых беретов" в этом Вильдфлекене, и не знал, с какого бока к ней подобраться. Меня и отправили досрочно домой из-за отсутствия результатов по этим зеленым гадам".

Вот так и бывает в жизни. Кто-то мечтает проникнуть в Вильдфлекен и нашпионить там по-подлому, но ему это грязное дело не удается. Мы же имели самые чистые намерения, и Всевышний нас пристроил к лучшему возможному партнеру именно в Вильдфлекен, словно давая понять: "А вот не шпионь, и обрящешь".
Но не успели притихнуть шпионские страсти, о которых мы не имели представления, как в результате грандиозных событий в мире диверсантское гнездо в Вильдфлекене было закрыто, а бравые "зеленые береты" улетели домой за океан. И какие бы культурные не были американцы, население Вильдфлекена вздохнуло после их отлета с облегчением.

* * *

Свято место пусто не бывает. Не успели жители Вильдфлекена обсудить в последний раз отъезд американцев, как появилась еще более волнующая тема для посиделок у Тюмига или у Новака - в этих двух ресторанах собиралось вильдфлекенское общество так же, как собирались мои соотечественники на моей малой родине полсотни лет назад в совхозном клубе. Хоть и была огромная разница в удобстве и в уровне обслуживания, суть была одна - сбирался народ всегда за одним - пообщаться, ну и языки почесать.
Так вот, на место американцев стали прибывать немцы. Правда немцы не обыкновенные, а переселенцы из необъятных просторов бывшего СССР. Казармы после косметического ремонта превратились в общежития для свежеприбывших; учебные классы, где преподавались мудрости тактики и воинской смекалки, превратились в учебные классы немецкого языка и элементарных истин, объясняющих основы бытия в Германии; офицерские квартиры превратились в квартиры для прошедших курс адаптации и обучения языку и ожидающих подходящей работы. И вот тут-то вильдфлекенцы стали костерить разрядку и разоружение почем свет стоит. Бывшие неотесаными грубиянами американцы враз стали идеальными образцами благочестия и порядка по сравнению с бывшими соотечественниками, прошедшими через чистилища советской национальной политики.
Представьте себе мой шок, когда я по пути от фирмы Хорста в местную сберкассу услышал на улице полюбившегося мне чистейшего и безмятежного Вильдфлекена, казавшегося бесконечно далеким от суеты нашего сумасшествия, чистейший мат. Я обернулся и увидел двух субъектов мужского пола среднего возраста, костеривших на родном моем языке факт отсутствия в местном магазине самого дешевого пойла с умеренным содержанием спирта - 32 процента. "Выжрали все, гады!" - такой был главный тезис дискуссии за моей спиной.
Хорст рассказал мне печальную историю преобразования бывшей американской военной базы в центр адаптации возвращающихся соплеменников. Вильдфлекен от повадок бывших советских граждан содрогнулся. В обоих телефонных будках появились странные надписи, смахивающие на математические формулы с "иксами" и "игреками". Из телефонных книг стали исчезать страницы. На тротуарах возникли какие-то отбросы. Улицы пропитались тошнотворными запахами от рвотных масс, чего вильдфлекенцы отродясь не знали. В извечно чистых окрестностях появились следы пикников, участники которых почему-то забывали наводить за собой порядок; пустые бутылки и консервные банки стали здесь главной достопримечательностью. В магазинах самообслуживания загадочным образом стали исчезать товары, минуя кассу. Ночную тишину часто сотрясали вопли на незнакомом языке. Нам не составило труда расшифровать эти вопли: это были задушевные песни про шумящий камыш или непечатные угрозы, из которых я рискну написать лишь введение: "Убью, сука...!!!".
Соплеменники оказались угрюмыми и неопрятными, часто агрессивно настроенными и не желавшими говорить на генетически родном немецком языке. Многочисленная орда переселенцев словно задалась целью заставить наоборот свое окружение выучить генетически чуждый специфический язык советской провинции. Просидев положенный срок на адаптационных курсах и не сделав никакого прогресса в языке, они оседали в бывших офицерских квартирах, даже не помышляя искать работу, ибо их пособие по безработице превышало их былые колхозно-совхозные заработки настолько, что только дурак-чиновник в Бонне мог надеяться на пробуждение в них тяги к созидательному труду.
Наша кооперация сыграла с вильдфлекенцами злую шутку. Приглядевшись к нам, наивные вильдфлекенцы пришли к мысли, что русские - очень милые люди, не пьют, не бузят, вежливы и страшно образованные - разговаривают на английском, который в Вильдфлекене по ясным причинам был более или менее понимаем, и даже на немецком получше их самих. Когда дошли слухи, что в Вильдфлекене будет центр адаптации немцев-переселенцев, все были в сладком предвкушении увидеть еще более культурных и чистоплотных людей с поголовным высшим образованием - все-таки свои немцы, а не эти подозрительные славяне. Да, жестокий удар был нанесен по национальной гордости великогерманцев!
Справедливости ради надо сказать, что составляла эта отпетая пьянь не все сто процентов переселенцев. Были среди них и толковые, и работящие. Но они стремились как можно скорее найти работу и вырваться из этого разбитного окружения. Я встречал таких бывших сограждан во многих местах. Они постепенно превращались, как им и положено, в нормальных немцев. Но вильдфлекенцы были обречены на общение с осадком, осоветишимся раз и навсегда.
Я с грустью отметил про себя, что я сильно постарел и оторвался от действительности. Я ведь вырос среди ссыльных немцев, и я абсолютно уверен, что поколение моих школьных друзей - фишеров, шмидтов и шнайдеров - не могло быть таким осоловело-осоветившимся: они были изумительно работящие, скромные и тактичные и принципиально непьющие, только вот говорить по-немецки уже не могли. Та генерация не могла бы себе позволить то свинство, наблюдавшееся в таком масштабе в Вильдфлекене. Это было, несомненно уже новое - не знакомое мне - поколение, которое было окончательно раздавлено единственно-непобедимым учением (вот тут-то оно действительно победило!) и идиотским бытием советской деревни. А это значило, что и я, и мои благочестивые немецкие одноклассники - уже история. Мы еще вроде бы живем, но на самом-то деле доживаем...
Мы же на этом фоне варварства, явно превосходящего варварство дохристианской поры, тем более стали в Вильдфлекене своими. Элита местного общества: учитель, аптекарь, оба немецких ресторатора Тюмиг и Новак (в Вильдфлекене были еще итальянский и греческий ресторанчики, привлекавшие только диверсантов - местные жители их сторонились - и закрывшиеся с уходом американцев) охотно беседовали с нами о чем угодно. А это был уже знак принятия в свое общество - иначе бы наши беседы дальше приветствий не распространялись.

* * *

Прошло с той поры уже более десяти лет. Я появлялся в Вильдфлекене все реже и реже. Все реже становятся и звонки Хорсту с поздравлениями к какому-нибудь празднику. Жизнь подбрасывает новые ощущения, которые неумолимо отодвигают бывшие когда-то яркими переживания в дальние уголки памяти, где они иногда и исчезают в тумане забвения. Только гора Кройцберг по-прежнему стоит на своем месте, неся свой каменный крест, поставленный на ее вершине когда-то в средние века в память о первокрещении бывших варваров, и переглядывается со своей знаменитой соседкой - горой Вассеркуппе, также известной каждому немцу, но уже совсем по другой причине.